В силу пункта 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» «толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. (раздел 3; статьи 3 – 33). Согласно пункту «b» части 3 статьи 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования».
Практика международных (межгосударственных) органов, контролирующих исполнение государствами международно-правовых обязательств в сфере защиты прав и свобод человека, которые предусматриваются в международном договоре, устанавливает соглашение участников такого договора в отношении его применения.
В целях эффективной защиты прав и свобод человека судам необходимо при рассмотрении административных, гражданских дел, дел по разрешению экономических споров, уголовных и иных дел учитывать правовые позиции, сформулированные межгосударственными договорными органами.
Вопросы выдворения
Практика договорных органов ООН
Комитет по правам человека1
1 Комитет по правам человека действует на основании Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. (далее – Пакт) и Факультативного протокола к указанному Пакту. Российская Федерация является участником этих международных договоров и в качестве государства – продолжателя Союза ССР признает компетенцию Комитета получать и рассматривать сообщения лиц, находящихся под ее юрисдикцией, которые утверждают, что они являются жертвами нарушения положений Пакта.
Сообщение: А. Х. С. против Дании. Сообщение № 2473/2014. Решение принято Комитетом по правам человека (далее – Комитет) 28 марта 2017 г.
Тема сообщения: невыдворение (non-refoulement); произвольный арест и задержание.
Вопрос существа: пытки; произвольный арест и задержание.
Правовые позиции Комитета: пункт 12 [З]амечания общего порядка № 31 (2004) о характере общего юридического обязательства, налагаемого на государство – участник Пакта, в котором он ссылается на «обязательство государств не экстрадировать, не депортировать, не высылать и не выдворять каким-либо иным образом лицо со своей территории, когда имеются серьезные основания полагать, что существует реальная опасность причинения невозместимого вреда такого, как предусмотренный в статьях 6 и 7 Пакта». Комитет... указывает, что такая опасность должна существовать лично для человека и что при рассмотрении вопроса о весомости оснований для установления наличия реальной опасности причинения невозместимого вреда применяется высокий порог2. Комитет также ссылается на свою правовую практику, отмечая при этом необходимость должным образом учитывать оценку, проводимую государством-участником, и указывая, что рассмотрение или оценка фактов и доказательств для определения такой опасности, как правило, должны производиться органами государств – участников Пакта, если только не будет установлено, что такая оценка носила явно произвольный характер либо была равнозначна очевидной ошибке или отказу в правосудии3 (пункт 7.5 Решения).
2 См. сообщения № 2007/2010, Х против Дании, Соображения от 26 марта 2014 г., пункт 9.2; № 692/1996, А. Р. Дж. против Австралии, Соображения от 28 июля 1997 г., пункт 6.6; № 1833/2008, Х против Швеции, Соображения от 1 ноября 2011 г., пункт 5.18.
3 См. сообщение № 1957/2010, З. Х. против Австралии, Соображения от 21 марта 2013 г., пункт 9.3.
Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: Комитет отмечает, что Совет4 тщательно изучил жалобу автора и проанализировал его личные и семейные обстоятельства. Он признал, что ни автор, ни его семья никогда не участвовали в какой-либо политической деятельности, что автор не привел убедительных причин конфликта с семьей своей жены, что его заявления по ряду ключевых моментов были противоречивы и неконкретны и что он не представил внятного и логичного объяснения причин, по которым он якобы подвергался преследованиям со стороны ХАМАС. На основе личных собеседований с автором Совет пришел к выводу о том, что заявления автора о его конфликте с ХАМАС в период его работы в университете были недостоверны, что его утверждения о потенциальных нападениях со стороны членов семьи его жены не вызывают доверие и что автору не будет угрожать реальная и личная опасность преследований со стороны ХАМАС в случае его возвращения в Газу. Комитет также принимает к сведению утверждение государства-участника о том, что оно проанализировало общее положение в Газе на основе постоянно обновляемой справочной информации о стране и не нашло признаков того, что в случае его возвращения в нее автору будет угрожать какая-либо опасность. Автор не пояснил, по каким причинам решение Совета по своему характеру будет являться явно необоснованным или произвольным. Соответственно, Комитет приходит к выводу о том, что автор должным образом не обосновал свою жалобу, согласно которой его принудительная высылка будет равнозначна нарушению статьи 7 Пакта, и признает ее неприемлемой согласно статье 2 Факультативного протокола (пункт 7.6 Решения).
4 Датский Апелляционный совет по делам беженцев (далее – Совет).
Выводы Комитета: считать сообщение неприемлемым согласно статье 2 Факультативного протокола (пункт 8 Решения).
Вопросы предоставления гражданства
Практика договорных органов ООН
Комитет по ликвидации расовой дискриминации5
5 Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации (далее – Комитет) действует на основании Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 21 декабря 1965 г. Российская Федерация является участником Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации (далее – Конвенция), а также признает компетенцию Комитета на получение индивидуальных сообщений получать и рассматривать сообщения лиц, находящихся под ее юрисдикцией, которые утверждают, что они являются жертвами нарушения положений Конвенции.
Сообщение: Бьенон Пьетри против Швейцарии. Сообщение № 53/2013. Мнение принято Комитетом по ликвидации расовой дискриминации (далее – Комитет) 5 декабря 2016 г.
Тема сообщения: право на гражданство без дискриминации; эффективная защита и средство правовой защиты от любых актов расовой дискриминации; обязательство государства-участника принимать меры против расовой дискриминации.
Вопрос существа: дискриминация по признакам национального или этнического происхождения и инвалидности.
Правовые позиции Комитета: Комитет напоминает о том, что в его компетенцию не входит оценка толкования национальными органами фактов и национального законодательства, за исключением случаев, когда принятые решения являются явно произвольными или иным образом равносильны отказу в правосудии6 (пункт 7.5 Мнения).
6 См. сообщение № 40/2007, Эр. против Дании, Мнение, принятое 8 августа 2007 г., пункт 7.2.
Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: Комитет принимает к сведению утверждение заявителя о том, что решение об отклонении его ходатайства о натурализации, принятое членами муниципального собрания, представляет собой акт расовой дискриминации, поскольку оно было продиктовано его этническим происхождением. В этом контексте заявитель ссылается на выступление одного из членов муниципального собрания, который негативно отозвался о его национальном или этническом происхождении. Комитет... принимает к сведению утверждения заявителя о том, что дискриминационные последствия были замечены общественностью, средствами массовой информации и неправительственными организациями и что натурализация его матери и сестры не дает оснований делать вывод об отсутствии расовой дискриминации в его случае. Комитет... принимает к сведению утверждение заявителя о том, что предъявляемые в контексте натурализации требования в отношении интеграции не были должным образом соотнесены ни с наличием у него инвалидности, ни с той враждебностью, с которой он столкнулся... Комитет принимает к сведению утверждение государства-участника о том, что на заседании муниципального собрания 27 марта 2009 г. было выдвинуто несколько доводов против удовлетворения ходатайства заявителя, в том числе упоминались ложные сведения, приведенные им в предыдущем ходатайстве, тот факт, что он не состоял членом ни одной ассоциации инвалидов и не работал в специализированной мастерской для инвалидов, и сделан вывод о том, что он не удовлетворяет критериям интеграции в местную общину. Комитет... отмечает, что три инстанции, пересматривавшие данное решение, в том числе два суда, пришли к заключению о том, что члены муниципального собрания привели доводы против его натурализации, не связанные с его происхождением, а следовательно, не представлявшие собой расовую дискриминацию. Комитет... отмечает, что Верховный суд признал, что решение заявителя отойти от общественной жизни вполне объяснимо ввиду того неприятия, с которым он столкнулся со стороны отдельных жителей общины в первую очередь из-за того, что он был инвалидом и передвигался на инвалидной коляске7, но что у заявителя все равно оставались возможности интегрироваться, несмотря на инвалидность, и что предъявляемые требования были соразмерны его обстоятельствам (пункт 7.3 Мнения).
7 См. решение Верховного суда от 12 июня 2012 г., пункты 3.1, 3.4 и 4.4.
Комитет принимает к сведению утверждение заявителя о том, что Верховный суд в достаточной степени не учел, что его инвалидность явилась отягчающим обстоятельством и усугубила решение муниципального собрания об отказе в удовлетворении его ходатайства о натурализации на основании его происхождения, и ввиду этого не изучил вопрос о том, может ли это быть приравнено к двойной дискриминации. Комитет... принимает к сведению утверждение заявителя о том, что дискриминационные высказывания одного из членов собрания повлияли на решение об отказе ему в натурализации и что Суду следовало переложить бремя доказывания на общину Оберрит, с тем чтобы убедительно доказать, что отказ в удовлетворении его ходатайства о натурализации не был мотивирован расовой дискриминацией или двойной дискриминацией... Комитет принимает к сведению утверждения государства-участника о том, что заявления о двойной дискриминации по признаку происхождения и инвалидности не удовлетворяют пороговому условию приемлемости, что заявитель обращался в национальные органы власти и суды с отдельными жалобами на дискриминацию по признаку происхождения и дискриминацию по признаку инвалидности, не проводя между ними какой-либо связи, и что на заседании муниципального собрания, состоявшемся 27 марта 2009 г., не прозвучало ни одного замечания по поводу инвалидности заявителя (пункт 7.4 Мнения).
Комитет отмечает, что национальные органы власти и суды в обоснование своих решений ссылались на тот факт, что заявитель не мог претендовать на натурализацию по причинам, не связанным с предполагаемой дискриминацией по признаку его албанского происхождения, в частности потому, что он не сумел интегрироваться в местную общину. В данном случае Комитет считает, что из информации, представленной сторонами, не следует, что отказ в удовлетворении ходатайства заявителя о натурализации был основан на дискриминационных критериях, связанных с его национальным или этническим происхождением... Комитет считает, что в данном случае факт дискриминации по признаку национального или этнического происхождения доказан не был. Что касается утверждений автора о дискриминации по признаку инвалидности, то Комитет считает, что в соответствии со статьей 1 Конвенции он некомпетентен рассматривать отдельное утверждение о дискриминации по признаку инвалидности8. В силу вышеизложенного Комитет приходит к выводу о том, что факты, представленные заявителем, не свидетельствуют о нарушении пункта d) iii) статьи 5, рассматриваемого как отдельно, так и в совокупности с подпунктами a) и c) пункта 1 статьи 2 Конвенции (пункт 7.6 Мнения).
8 См. сообщение А. В. Р. А. П. против Дании, пункт 6.3, в котором Комитет заключил, что он правомочен рассматривать утверждения о двойной дискриминации, но что отдельные утверждения о дискриминации по признакам, отличным от изложенных в статье 1 Конвенции, являются неприемлемыми ratione materiae.
Что касается утверждения заявителя о нарушении статьи 6 Конвенции, то Комитет отмечает, что национальные суды рассмотрели его жалобу на дискриминацию и, изучив протоколы заседания муниципального собрания и другие элементы доказывания, пришли к выводу о том, что решение об отказе в удовлетворении его ходатайства о натурализации не было продиктовано дискриминационными мотивами. Комитет... отмечает, что Верховный суд рассмотрел оба утверждения заявителя, касавшихся как дискриминации по признаку национального или этнического происхождения, так и дискриминации по признаку инвалидности. Комитет... отмечает, что, хотя заявитель и не согласен с аргументацией Суда, в информации, имеющейся в распоряжении Комитета, нет ничего, что указывало бы на то, что решение Верховного суда представляет собой нарушение Конвенции. Ввиду этого Комитет не может сделать вывод о том, что было нарушено право заявителя на защиту и средства правовой защиты от расовой дискриминации, закрепленное в статье 6 Конвенции (пункт 7.7 Мнения).
Выводы Комитета: представленные... факты не свидетельствуют о нарушении государством-участником каких-либо положений Конвенции (пункт 10 Мнения).
Практика Европейского Суда по правам человека
Постановление Европейского Суда по жалобе № 926/08 «Карелин против России» (вступило в силу 6 марта 2017 г.), которым установлено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее – Конвенция) в связи с несоблюдением судами принципа беспристрастности суда при рассмотрении дела об административном правонарушении в отношении Карелина М. Ю. ввиду отсутствия в процессе стороны обвинения как в первой, так и в апелляционной инстанции.
Заявитель утверждал, что отсутствие стороны обвинения в деле в отношении него об административном правонарушении повлекло за собой нарушение статьи 6 Конвенции.
Европейский Суд напомнил, что «внешние признаки в суде могут иметь важное значение в судебных разбирательствах, например, для оценки соблюдения требования объективной беспристрастности или ради сохранения доверия, которое суды в демократическом обществе должны внушать обществу... При проведении такой оценки основное внимание должно быть уделено правомерности причины опасаться, что конкретный судья не является беспристрастным, и может ли это опасение быть объективно обосновано» (пункт 52 постановления).
Суд подчеркнул, что «тесная взаимосвязь между различными гарантиями и процессуальными методами, указанными в статье 6 Конвенции, и тем, каким образом они комбинируются для того, чтобы дополнять друг друга в контексте рассматриваемого дела в целях обеспечения принципа справедливости, являющегося основополагающим принципом. Поэтому представляется возможным, что отсутствие органа власти, представляющего обвинение, и, как следствие, его отсутствие в заседаниях судов первой и второй инстанций, могут иметь влияние на то, каким образом предъявляются и подтверждаются обвинения и доказательства в суде, и наоборот» (пункт 59 постановления).
Европейский Суд отметил, что «согласно КоАП РФ производство начинается внесудебными властями... КоАП РФ наделяет прокуроров широкими дискреционными полномочиями возбуждать производства по делу об административном правонарушении, а также, после возбуждения, принимать в них участие. Другими словами, КоАП РФ не требует присутствия прокурора на судебном слушании и не предполагает никаких особенных последствий в случае отсутствия прокурора на таком заседании. Суд отклоняет утверждение Властей, что согласно статье 29.4 КоАП РФ суд первой инстанции имеет возможность потребовать присутствия прокурора. Эта норма содержит исчерпывающий перечень лиц, присутствие которых может потребоваться в судебном заседании... и на рассматриваемый момент прокурора в этом списке не было» (пункт 61 постановления).
Суд установил, что «роль полиции состояла в том, чтобы составить «протокол об административном правонарушении» и передать его в суд. Нельзя сказать, что на этом этапе разбирательства полиция выступала в качестве «органа правосудия», участвующего в «предъявлении обвинения в уголовном преступлении»... [Н]ельзя сказать, что должностное лицо, ответственное за составление протокола об административном правонарушении или другого протокола, связанного с делом... рассматривалось как сторона разбирательства. Отмечается, что этот сотрудник не может подавать ходатайства в суд первой инстанции, что является неотъемлемой чертой справедливого судебного разбирательства; а также не может обжаловать решение, вынесенное судом. Однако он может быть вызван для предоставления разъяснений... Таким образом... рассматриваемый сотрудник полиции не являлся «органом власти, представляющим обвинение» или «стороной обвинения», то есть не был должностным лицом, уполномоченным выступать против лица, в отношении которого велось производство по делу об административном правонарушении, а также представлять и защищать обвинение от лица государства перед судьей. Следовательно... в этом деле, возбужденном в соответствии с КоАП РФ, действительно не было стороны обвинения» (пункты 62, 64 – 65 постановления).
Европейский Суд отметил, что «протокол об административном правонарушении послужил основой для рассмотрения судьей дела, когда было впервые предъявлено «обвинение» (пункт 66 постановления).
Суд принял во внимание точку зрения Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, состоящую в том, что «протокол о правонарушении мог использоваться или использовался как доказательство. Однако в данном случае текст судебного решения не свидетельствует о том, что протокол о правонарушении, как таковой, рассматривался как доказательство, призванное подтвердить вину обвиняемого... [С]одержащаяся в нем информация могла рассматриваться в качестве доказательства, относящегося к установлению фактических данных. Суд второй инстанции сослался на протокол об административном правонарушении как на устанавливающий «тот факт, что правонарушение имело место»... Протокол об административном правонарушении сопровождался подтверждающими доказательствами... Лицо, в отношении которого велось производство по делу, имело возможность оспаривать информацию протокола об административном правонарушении, по сути с формальной или процессуальной точки зрения, во время рассмотрения дела судьей... [В] соответствии с КоАП РФ требовалось слушание дела... и таковое в настоящем деле состоялось в судах первой и второй судебных заседаний... [Н]а стадии разбирательства в судах первой и апелляционной инстанции[й] в отношении заявителя состоялись открытые слушания. Во время них не присутствовал никто, кто мог бы оппонировать заявителю» (пункты 66 – 67 постановления).
Суд подчеркнул, что «вопрос о беспристрастности был поднят заявителем в связи с устным и открытым слушанием, состоявшемся в ходе этого дела... [О]тсутствие стороны обвинения имело влияние на юридическую силу презумпции невиновности во время судебного разбирательства и, косвенно, на вопрос о беспристрастности суда первой инстанции, и наоборот... Пункт 2 статьи 6 Конвенции защищает право человека «считаться невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена в законном порядке». Презумпция невиновности будет нарушена в том случае, когда на практике или ввиду применения действующего законодательства (например, правовой презумпции) бремя доказывания переносится со стороны обвинения на сторону защиты» (пункты 71 – 72 постановления).
Европейский Суд установил, что «суд первой инстанции не имел иного варианта, кроме как взять на себя задачу предъявления – и, что более важно, [-] нести бремя подтверждения... обвинения в ходе слушания дела» (пункт 73 постановления).
Суд отметил, «КоАП РФ предусматривает, что суд первой инстанции может сам решать, требовать ли дачи устных показаний, или истребовать дополнительные документы, или назначать экспертизу. Власти указали, что такое решение может приниматься, «помимо прочего, на основании запроса лица, против которого ведется производство по делу». Из этого следует, что это также может означать тот факт, что такие решения могут приниматься судом первой инстанции по собственной инициативе» (пункт 74 постановления).
Европейский Суд подчеркнул, что «в тех случаях, когда слушание дела оценивается как благоприятный фактор (например, из-за того, что есть угроза возможного наказания в виде содержания под стражей, как в настоящем деле) для судебного определения «уголовного обвинения» лица, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, и в тех случаях, когда, получив адекватную возможность присутствовать на судебном заседании, сторона защиты не отказалась от нее в установленном порядке, присутствие на суде стороны обвинения, как правило, целесообразно, чтобы избежать законных сомнений, которые иначе могут возникнуть, в отношении беспристрастности суда» (пункт 76 постановления).
Суд отметил, что «[в] отличие от гражданских дел, в которых сторона может отказаться от возможности присутствовать на слушании дела, в уголовном или приравненном к нему деле, ситуация может отличаться, т. к., хотя судья и является главным блюстителем закона при судопроизводстве, в деле с государственным обвинением обычно именно задачей государственного органа власти является изложение и обоснование уголовного обвинения с целью состязательного спора с другой стороной или с другими сторонами по делу» (пункт 77 постановления).
Европейский Суд подчеркнул, что «производство по жалобе в суде второй инстанции было инициировано заявителем. На тот момент должностное лицо, которое возбудило дело об административном правонарушении, не было уполномочено обжаловать решение суда первой инстанции по делу об административном правонарушении, тогда как прокурор имел такое право вне зависимости от того, участвовал ли он в заседании суда первой инстанции» (пункт 78 постановления).
Суд отметил, что «проблема, связанная с неучастием в деле органа власти, представляющего обвинение, может быть иной при рассмотрении жалобы, когда суд второй инстанции проверяет по просьбе лица, в отношении которого принято постановление по делу об административном правонарушении, законность и обоснованность вынесенного решения... [П]осле того как... «обвинении[е]» было «определено» в порядке, лишенном недостатков, рассмотренных выше, а лицо, в отношении которого было вынесено постановление по делу об административном правонарушении, подало жалобу только по вопросам права, роль обвинения могла быть воспринята как менее обязательная, в том числе и в том, что касается принципа беспристрастности» (пункт 81 постановления).
Суд установил, что «законом был определен такой объем производства по жалобе в соответствии с КоАП РФ, который бы предоставил суду второй инстанции возможность заново оценить имеющиеся доказательства, изучить дополнительные доказательства и проверить дело в целом, вне зависимости от того, есть ли такой запрос в жалобе... [С] точки зрения закона, суд второй инстанции имел право действовать таким образом, который мог бы устранить некоторые недостатки, негативно повлиявшие на справедливость производства по делу в суде первой инстанции» (пункт 82 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу, что «учитывая широкий установленный законом объем проверки дела по жалобе, требование беспристрастности должно также соблюдаться и в разбирательствах, проводимых в суде второй инстанции... [О]тсутствие стороны обвинения в производстве по жалобе в суде второй инстанции также являлось серьезным недостатком. Таким образом, производство по делу в суде второй инстанции не устранило вопрос о беспристрастности, возникший при рассмотрении дела в суде первой инстанции. Следовательно, было допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении требования беспристрастности» (пункты 83 – 84 постановления).
Условия содержания в местах лишения свободы
Практика Европейского Суда по правам человека
Постановление Европейского Суда по жалобе № 44694/13 «Колесникович против России» (вынесено 22 марта 2016 г., вступило в силу 12 сентября 2016 г.), которым установлено нарушение статей 3 и 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее – Конвенция) в связи с необеспечением заявителю надлежащей медицинской помощи во время его содержания в следственном изоляторе и отсутствием у заявителя эффективных средств правовой защиты от соответствующих нарушений.
Заявитель жаловался, ссылаясь на статью 3 Конвенции, что власти не приняли никаких мер для защиты его здоровья и благополучия и не предоставили ему надлежащую медицинскую помощь.
Он также утверждал, что в его распоряжении не было эффективного средства правовой защиты в отношении жалобы на нарушение его прав на защиту от жесткого обращения с ним, как того требует статья 13 Конвенции.
Европейский Суд установил, что «до задержания заявитель неоднократно проходил лечение в гражданских больницах... В период содержания под стражей состояние его здоровья ухудшилось» (пункт 72 постановления).
Суд отметил, что «после задержания заявителя властям сразу стало известно о его многочисленных проблемах со здоровьем... Тем не менее, они лишь ограничились установлением отсутствия противопоказания для содержания заявителя под стражей. В течение первых двух лет содержания под стражей медицинский надзор за заявителем не осуществлялся. Власти обратили внимание на его проблемы со здоровьем только после того, как состояние его здоровья ухудшилось до такой степени, что заявитель не мог больше принимать участия в слушаниях» (пункт 73 постановления).
Европейский Суд обратил внимание на довод заявителя о том, что «в ряде случаев власти не выдавали ему назначенных лекарственных препаратов. Принимая во внимание тот факт, что на момент рассматриваемых событий заявитель находился под контролем властей и, следовательно, являлся особенно уязвимым, Суд считает, что бремя доказывания факта выдачи заявителю лекарственных препаратов лежит на властях. В соответствии с российским законодательством, каждая доза назначенных медикаментов должна быть зафиксирована в медицинской карте заключенного... Тем не менее, власти не представили документов о принятии заявителем лекарственных препаратов» (пункт 74 постановления).
Суд подчеркнул, что «[о]бстоятельства дела свидетельствуют о том, что лечение заявителя не было направлено на сокращение частоты рецидивов. Его лечение не являлось предусмотрительным и, следовательно, не являлось эффективным... [В]ласти не создали условий, необходимых для соблюдения назначенного лечения, в частности, не обеспечили выдачу заявителю необходимых лекарственных препаратов под надзором и наблюдением медицинского персонала тюрьмы и соблюдение предписанного режима, что является важным элементом эффективного лечения заболевания» (пункты 76 – 77 постановления).
Суд также отметил, что «[г]оспитализация была необходима для постановки корректного диагноза и назначения надлежащего лечения... [П]отребовалось несколько месяцев для перевода заявителя из следственного изолятора в больницу, расположенную в том же городе» (п. 78 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу, что «неоказание властями необходимой медицинской помощи заявителю в его тяжелом состоянии представляет собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение в значении статьи 3 Конвенции» (п. 80 постановления).
Относительно исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты и предполагаемого нарушения статьи 13 Конвенции... Суд отметил, что «[з]аявитель жаловался на плохое состояние здоровья и бездействие властей в отношении его проблем со здоровьем в суд в рамках уголовного судопроизводства по его делу; кроме того, он подавал в суд иск против администрации тюрьмы... Это явно представляло собой попытки привлечь внимание властей к состоянию своего здоровья» (пункт 63 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу, что «предложенные властями средства правовой защиты не являлись эффективным средством правовой защиты, которое могло бы быть использовано для предотвращения предполагаемых нарушений или их продолжения с предоставлением заявителю надлежащего и достаточного возмещения в связи с его жалобами на нарушение статьи 3 Конвенции... [З]аявитель не располагал эффективным внутригосударственным средством правовой защиты в отношении своих жалоб на нарушение статьи 13 Конвенции» (пункты 65 – 66 постановления).
Постановление Европейского Суда по жалобе № 52526/07 «Макшаков против России» (вынесено 24 мая 2016 г., вступило в силу 24 августа 2016 г.), которым отклонена жалоба Макшакова Н. В. на якобы имевшие место ненадлежащие условия содержания в лечебном исправительном учреждении.
Вместе с тем, установлено нарушение статьи 3 и статьи 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее – Конвенция) в связи с необеспечением заявителю, страдающему туберкулезом, медицинской помощи с учетом состояния его здоровья и отсутствием у него эффективных средств правовой защиты от соответствующих нарушений.
Европейский Суд установил, что «основным вопросом при оценке условий содержания под стражей является... площадь [личного пространства], предоставляемая в заключении... Заявитель утверждал, что содержался в стесненных условиях... где каждому заключенному предоставлялось 3,6 кв. м личного пространства... Власти оспорили доводы заявителя, утверждая, что ему всегда предоставлялось более 4 кв. м личного пространства. Они подкрепили свои доводы справками, выданными администрацией следственных изоляторов, выдержками из журналов о перемещении заключенных, фотографиями и показаниями других заключенных» (пункт 60 постановления).
Оценив представленные сторонами доказательства, Европейский Суд принял документы, представленные властями, и отклонил утверждение заявителя о переполненности камер в период его содержания под стражей.
Суд посчитал, что «нехватки спальных мест в камерах не было и что в распоряжении заявителя имелось как минимум 4 кв. м личного пространства. Нельзя сказать, что общий размер его камер был настолько мал, что ограничивал свободу передвижения заключенных сверх тех пределов, которые допускаются статьей 3 Конвенции... Окна в камерах... пропускали достаточно дневного света в камеру. Оконную форточку... можно было открыть для доступа свежего воздуха. Камеры были дополнительно оборудованы источниками искусственного света и вентиляцией, функционирующими должным образом... [В] камерах размещался обеденный стол. С одной стороны туалет отделяла высокая перегородка, с другой стороны была установлена дверь, в результате чего получалась кабинка, которая полностью скрывала находившегося внутри нее заключенного. В камерах была холодная проточная вода, и раз в неделю заключенные могли принимать душ. В карцерах, где заявитель находился в одиночном заключении, санузел был отделен занавесками... [З]аявителю ежедневно предоставлялось время для упражнений во дворе в течение часа. Он также мог передвигаться между помещениями медицинского блока во время прохождения стационарного лечения (пункты 61 – 64 постановления).
Несмотря на то, что Европейский Суд признал, что некоторые аспекты условий содержания заявителя под стражей не соответствовали Минимальным стандартным правилам обращения с заключенными, Европейским пенитенциарным правилам и рекомендациям Комитета по предупреждению пыток, он не посчитал, что «условия содержания под стражей заявителя достигли минимального уровня жестокости, необходимого для того, чтобы характеризовать обращение с ним как бесчеловечное или унижающее достоинство по смыслу статьи 3 Конвенции» (пункт 65 постановления).
Таким образом, Суд заключил, что «нарушения статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания заявителя под стражей в больнице СИЗО допущено не было» (пункт 66 постановления).
Тем не менее, Европейский Суд также пришел к выводу, что «заявитель не имел в своем распоряжении эффективных средств правовой защиты в отношении своей жалобы, касающейся условий его содержания под стражей в больнице СИЗО... Соответственно... было допущено нарушение требований статьи 13 Конвенции (пункты 70 – 71 постановления).
Заявитель также жаловался на то, что власти не приняли никаких мер для защиты его здоровья и благополучия и не оказали ему надлежащей медицинской помощи в нарушение статей 3 и 13 Конвенции.
Европейский Суд установил, что «[заявитель] заболел туберкулезом во время содержания под стражей... [Д]анное обстоятельство... само по себе не подразумевает нарушения статьи 3 Конвенции при условии, что заявитель проходил лечение» (пункт 93 постановления).
Суд отметил, что «у заявителя диагностировали туберкулез в 2006 году... [П]отребовалось более семи лет, чтобы взять его под контроль» (пункт 94 постановления).
Европейский Суд подчеркнул, что «осознает субсидиарный характер своих функций и учитывает необходимость проявлять осторожность при принятии на себя роли суда первой инстанции, устанавливающего факты, когда это не представляется неизбежным с учетом обстоятельств конкретного дела» (пункт 95 постановления).
Европейский Суд отклонил доводы властей о том, что «конфликтное поведение заявителя подрывало эффективность его терапии... [З]аявитель прервал свое лечение в первый раз в июне 2008 года, ... то есть более чем через полтора года начала терапии, которая оказалась неэффективной и не улучшила состояние заявителя. Поэтому он считает, что решение заявителя прервать лечение было не более, чем правомерной попыткой привлечь внимание властей к низкому качеству медицинской помощи. Принимая во внимание, что перерыв длился менее месяца, Европейский Суд не согласен с тем, что перерыв мог существенным образом повлиять на качество лечения заявителя» (пункт 100 постановления).
Европейский Суд заключил, что «власти не представили достаточных доказательств, на основании которых он мог бы прийти к выводу о том, что длительный период болезни заявителя туберкулезом был вызван другими обстоятельствами, а не неправильным подходом к лечению болезни. О неспособности российских властей обеспечить надлежащий медицинский уход заявителю явно свидетельствует и отсутствие лекарственной терапии на начальной стадии лечения и незаконченная лекарственная терапия на последних стадиях. Неспособность властей провести тест на лекарственную чувствительность могла негативно повлиять на реальную вероятность успешности лечения заявителя. В результате заявителю были причинены продолжительные психологические и физические страдания, унижающие его человеческое достоинство. Непредоставление властями необходимой медицинской помощи заявителю составляло бесчеловечное и унижающее достоинство обращение по смыслу статьи 3 Конвенции» (пункт 101 постановления).
В отношении нарушения статьи 13 Конвенции, Суд отметил, что «[с] учетом серьезных проблем со здоровьем заявителя, а также степени серьезности его утверждений о том, как власти на них реагировали, Европейский Суд по[считал], что он [заявитель] небезосновательно жаловался на ненадлежащее качество медицинской помощи, оказываемой ему во время нахождения под стражей, и что власти были обязаны предоставить ему эффективное средство правовой защиты для разрешения его жалоб. Принимая во внимание обстоятельства настоящего дела, а также изложенную выше прецедентную практику, Суд не видит оснований для отступления от своих предыдущих выводов по этому вопросу. Европейский Суд при[шел] к выводу, что предложенные властями средства правовой защиты не являлись эффективным средством правовой защиты, которое могло бы быть использовано для предотвращения предполагаемых нарушений или их продолжения с предоставлением заявителю надлежащего и достаточного возмещения в связи с его жалобами на нарушение статьи 3 Конвенции» (пункт 88 постановления).
Соответственно, Суд отклонил возражения властей о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты и пришел к выводу о том, что было допущено нарушение статьи 13 Конвенции (пункт 89 постановления).
Постановление Европейского Суда по жалобам № 11215/10 и № 55068/12 «Долгов и Силаев против России» (вынесено и вступило в силу 4 октября 2016 г.), которым отклонена жалоба Долгова В. И. на якобы имевшее место необеспечение ему надлежащих условий содержания в исправительной колонии.
Вместе с тем, установлено нарушение российскими властями статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее – Конвенция) в связи с необеспечением Силаеву С. А. надлежащих условий содержания в исправительной колонии.
Европейский Суд отметил, что «учреждение, в котором содержался первый заявитель, не было переполненным, и в распоряжении первого заявителя имелось не менее трех квадратных метров площади камеры... Количество спальных мест было достаточным для заключенных, и нельзя сказать, что общие размеры камер являлись настолько небольшими, что приводили к ограничению свободы передвижения заключенных ниже границы, допустимой согласно статье 3 [Конвенции]... Туалет был отделен от остального пространства камеры и был оборудован дверью; это обеспечивало некоторую уединенность при его использовании. После удаления металлических ставней с окон доступ к естественному освещению и воздуху также являлся достаточным» (пункт 25 постановления).
Суд не смог прийти к выводу о том, что «условия содержания первого заявителя, хоть далеко не надлежащие, достигли границы жестокости, требуемой для характеристики обращения в качестве бесчеловечного или унижающего достоинство согласно значению статьи 3 Конвенции. Следовательно, не имело место нарушение этого положения в отношении первого заявителя» (пункт 25 постановления).
Что касается второго заявителя, который находился в течение более чем двенадцати лет в камерах без водопровода и канализации, Суд пришел к выводу, что «отсутствие доступа к надлежащему санитарному оборудовании[ю], особенно в течение такого продолжительного периода времени, и, как следует из обстоятельств дела, без надежды на улучшение условий в ближайшем будущем, самого по себе достаточно для обнаружения нарушения статьи 3 [Конвенции]... Такие условия унижали человеческое достоинство заявителя и приводили к возникновению у него чувства отчаяния и неполноценности, способных унизить его... Следовательно, в отношении второго заявителя имело место нарушение статьи 3 Конвенции» (пункт 26 постановления).
Постановление Европейского Суда по жалобе № 78774/13 «Топехин против России» (вынесено 10 мая 2016 г., вступило в силу 17 октября 2016 г.), которым отклонена жалоба Топехина В. А. на якобы имевшее место необеспечение ему надлежащей медицинской помощи в следственном изоляторе.
Отклонена также жалоба заявителя на нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее – Конвенция) в связи с якобы имевшим место необоснованно длительным содержанием его под стражей.
Вместе с тем, установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с необеспечением Топехину В. А. надлежащих условий содержания в следственных изоляторах и транспортировки заявителя до исправительной колонии, пункта 4 статьи 5 Конвенции – в связи с ненадлежащим рассмотрением городским судом жалоб заявителя на постановления о заключении его под стражу.
Заявитель жаловался, ссылаясь на статью 3 Конвенции, на то, что ему не было предоставлено надлежащего лечения в заключении и что условия содержания его под стражей и перевозки в исправительную колонию унижали его достоинство.
Европейский Суд отметил, что он был вынужден провести непосредственную оценку значительного количества медицинских документов в целях определения, были ли соблюдены гарантии статьи 3 Конвенции в настоящем деле (пункт 72 постановления).
Суд подчеркнул, что «Власти предоставили исчерпывающие медицинские документы, включая медицинскую карту заявителя, составленную в заключении, эпикриз, результаты анализов и медицинские заключения. Документы относятся ко всему периоду содержания под стражей. Заявитель не оспаривал подлинность или качество этих документов» (пункт 73 постановления).
Европейский Суд установил, что «как только органы власти узнали о проблемах со здоровьем у заявителя, они назначили ему схему лечения... Через несколько дней он поступил в тюремную медсанчасть, где прошел необходимые исследования для установления точного и правильного диагноза. Его осматривали разные врачи... [и] ему было предписано комплексное лечение... За этим последовали дальнейшие комплексные освидетельствования... Они были назначены и проведены вовремя и надлежащим образом... Схема приема лекарств заявителем была дополнена по необходимости, и стратегия его лечения вышла далеко за рамки действий, направленных только на обезболивание. Она была направлена на полное восстановление утраченной функции нижних конечностей. Никакие сведения, находящиеся в распоряжении Суда, не доказывали, что предписанное лечение проводилось ненадлежащим образом или прерывалось. Органы власти в местах содержания под стражей продолжили лечение, предоставляя назначенные лекарства и инъекции независимо от места содержания заявителя под стражей, будь то в больнице или в стандартном учреждении содержания под стражей... Они также назначили ему физиотерапию, обеспечивая ему, таким образом, доступ к ключевому компоненту процесса реабилитации» (пункт 75 постановления).
В этих обстоятельствах Европейский Суд не нашел доказательств в поддержку утверждения заявителя о том, что ухудшение его здоровья было обусловлено недостаточным или некачественным лечением и, таким образом, пришел к выводу, что «национальные органы власти обеспечили заявителю необходимое медицинское обслуживание во время содержания под стражей... [В] этой связи не было допущено нарушения статьи 3 Конвенции» (пункты 76 – 77 постановления).
Относительно условий содержания заявителя Суд отметил, что «стороны предоставили противоречивое описание условий содержания заявителя под стражей в следственных изоляторах... Власти утверждали, что ему оказывалась помощь работниками патронажной службы и заключенными, тогда как он утверждал, что такую помощь ему оказывали только сокамерники, поскольку в учреждениях не было персонала, оказывавшего ему помощь в повседневной жизни» (пункт 82 постановления).
Европейский Суд установил, что в настоящем деле «Власти... не предоставили никаких доказательств, например, журнала регистрации персонала или справок с места работы, показаний лечащих врачей, медицинского персонала, который предположительно оказывал ему помощь, или, по крайней мере, сокамерников заявителя, подтверждающих, что учреждения содержания под стражей, в которых он находился, имели достаточное количество работников патронажной службы и что персонал обеспечивал ему необходимую помощь в повседневных нуждах. Заявитель, с другой стороны, не только предоставил подробное и логичное описание обстоятельств, но и передал Суду показания своих сокамерников, подтверждающих его заявления... В этих обстоятельствах Суд заключил, что заявитель был оставлен без поддержки со стороны обученного персонала и был вынужден полностью полагаться на помощь своих сокамерников» (пункт 84 постановления).
Суд также отметил, что «неизбежная зависимость заявителя от его сокамерников и необходимость просить о помощи при проведении процедур интимной гигиены поставили его в крайне дискомфортное положение и негативно повлияли на его эмоциональное состояние, затрудняя его общение с сокамерниками, которые могли быть недовольны обременительными обязанностями, которые они невольно были вынуждены исполнять» (пункт 86 постановления).
Европейский Суд подчеркнул, что «условия содержания заявителя под стражей ухудшались в связи с непредоставлением ему, как это следует из документов, представленных сторонами, больничной кровати или какого-либо другого оборудования, например, специального распределяющего давление матраса, который мог обеспечить ему, по крайней мере, минимальный уровень комфорта в течение более года содержания под стражей» (пункт 87 постановления).
Таким образом, Суд постановил, что «условия содержания заявителя под стражей в следственных изоляторах могли расцениваться как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение... В данном отношении имело место нарушение статьи 3 Конвенции» (пункт 88 постановления).
В отношении условий перевозки Суд отметил, что «заявителя перевозили в исправительную колонию в стандартных железнодорожных вагонах и [в] тюремных фургонах без специального оборудования, установленного с целью обеспечить удовлетворение потребностей лежачего больного с тяжелым заболеванием позвоночника и проблемами с мочевым пузырем. Первая часть поездки заняла девять часов, в течение которых он был прикован к полке железнодорожного вагона. Поездка, которая не доставила бы серьезных проблем здоровому заключенному, имела очевидно негативные последствия для заявителя» (пункт 91 постановления).
Суд также установил, что «в ходе следующей части поездки... [В]ласти не приняли корректирующих мер с целью удовлетворить потребности заявителя в ходе перевозки, с равнодушием отнесясь к его жалобам на острую боль, когда он лежал на жестком полу тюремного фургона или когда его переносили на одеяле, используемом в качестве носилок. Тот факт, что он лежал прямо на полу тюремного фургона, подвергал его вибрациям от дороги в ходе поездки, и в результате он испытывал дополнительную боль» (пункт 92 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу, что «суммарное воздействие физических условий перевозки заявителя и продолжительности поездки было достаточно серьезным, чтобы расцениваться как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение в значении статьи 3 Конвенции... Таким образом, имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в связи с условиями перевозки заявителя в исправительную колонию» (пункты 94 – 95 постановления).
Заявитель также жаловался, ссылаясь на пункт 3 статьи 5 Конвенции, на нарушение его права на рассмотрение дела в разумный срок и утверждал, что постановления о заключении его под стражу не имели достаточных осн